Посвящается моему отцу, Художнику,
Ким Николаю Александровичу

Мой Дао


В китайских трактатах о даосизме есть притча, о том, как юноша пришел к философу-даосу и напросился к нему в ученики. Философ согласился. Сидят они друг против друга на соломенных циновках, и ученик спрашивает: "Учитель, что мне делать?" "Иди, поработай на земле!" - ответил учитель. Целый день парень пахал землю. На следующий день - приходит к учителю снова: "Учитель, что мне делать?" "Иди, выкопай яму!" - ответил ему философ. Усердный ученик целый день копал яму, вечером пришел к учителю, сел против него на циновку и спрашивает: "Учитель, я все делал, как вы говорили, но когда же вы начнете меня учить?" "Глупый мальчишка, я не обязан тебя ничему учить! Я могу помочь тебе в познании мира, ответить на какие-то твои вопросы, но чему тебе учиться и как, это ты должен решать сам!"

Это я к тому, чтобы мой рассказ не поняли, как назидание или насаждение какой-то истины. Я просто хочу поделиться своими мыслями и какими-то открытиями с теми, кому это интересно. Каждый в жизни идет своим путем, своим Дао. И я хочу провозгласить свой путь в искусстве, который я бы назвал - синдаосизм (греческая приставка "син-" означает "вместе"). Как говорили древние китайцы: "Безымянное есть начало неба и земли, обладающее именем - мать всех вещей". Я не могу назвать себя даосом, это было бы слишком высокомерно, но, познакомившись с этим учением, всю свою основную творческую жизнь я прожил с даосизмом в душе, в мыслях. Чтобы я не делал, в какой технике не работал - в живописи, в акварели, в керамике, в скульптуре, во всех моих монументальных вещах и в росписи маленьких тыковок, везде присутствует мой Дао. Что это такое, я и попытаюсь здесь рассказать.

Так было угодно моему Дао - мой отец был художником. Его звали Ким Николай Александрович. Видимо, что-то он увидел во мне, пацане, потому, что только меня из всех своих двенадцати детей он заставлял заниматься живописью, иногда даже запирая меня в комнате. Моя судьба была предопределена. Меня всегда удивляло другое! Откуда в моем отце, мальчишке-корейце, высланном в 1936 году с Дальнего Востока в Самарканд, вдруг возникло такое страстное желание рисовать! Он очень рано женился и обзавелся детьми, но это не мешало ему учиться в Художественном училище. После его окончания, И. Грабарь взял его в свою группу студентов, сразу на третий курс. Это было в 1943 году, в Самарканде. А в 1944 году Академия Художеств возвращалась в родной Ленинград, Грабарь уговаривал отца ехать с ними, закончить образование, но тогда нас у отца было уже четверо, сами понимаете Отец был великолепным портретистом, сходство ловил на лету, он был замечательным пейзажистом, тонким рисовальщиком.

Но, может быть, это блестящее владение своим мастерством подавило в нем какие-то другие качества. Уже в своей юности, учась в институте, я интуитивно это чувствовал. Мы спорили с отцом, даже ругались. Он не понимал меня. А я хотел уйти от его догматов. И все же, вспоминая отца, я безмерно благодарен ему! Он открыл для меня такие вещи, как умение различать тона и полутона, он научил меня видеть холодные и теплые краски, дал мне понятие о колорите. Это он открыл, как черно-белая фотография дает четкое представление о том, насколько правильно ты выбрал тоновые отношения. Многие художники не понимают этого до сих пор.

Я был воспитан на европейском искусстве. Вспоминая себя в молодости, я помню, как я давал себе обет такого же бескорыстного, безответного служения искусству, как служил ему Ван Гог! Меня обдавало сладкой волной прекрасного, неземного, баховского миропонимания, когда я погружался в творчество Чурлениса! По ночам я писал письма Сезанну, мне мучительно хотелось стать его учеником, чтобы он передал мне свои тайны цвета. Я вглядывался в его работы и думал, каким бы благодарным учеником был бы я!

Но моя восточная кровь! Она никогда не давала мне покоя. Я всегда жадно интересовался всем, что связано с Кореей, Китаем, Японией. Особенно - историей и искусством. Мне всегда хотелось понять, что думали, чем грезили, чем жили именно Мои Предки. И, возможно, при моем европейском образовании, восточное миропонимание воспринималось особенно остро, ярко. Оно не было впитано с молоком матери, оно пришло ко мне в сознательном возрасте, когда человек может сам отринуть все ложное и принять именно то, что просит его душа.

Еще в екатерининские времена в европейском обществе увлекались китайской экзотикой, строили китайские домики, собирали китайский фарфор. В последствии, такие известные люди, как Блаватская, Рерих посвятили свои жизни тому, чтобы проникнуться великими тайнами Буддизма. В наше время произошло повальное увлечение восточными единоборствами, восточными философиями. Многие знаменитости принимают чуждую им религию. Это становится модным! Может, как раз в этот момент, было бы очень опасно провозгласить себя поклонником даосизма, во избежание последующих возможных негативных реакций. Однако, это не остановило меня потому, что осознание своего предназначения было выношено, выстрадано всей моей жизнью! Во мне произошел не просто синтез восточного и европейского миропонимания, произошел такой синергизм, когда даосская мудрость и восприятие всего мирового искусства сплавились в моем сознании и выдали новую субстанцию, которой я и дал определение - синдаосизм.

Я с большим уважением отношусь ко всем мировым религиозным и философским учениям. Ведь известно, как Бог создал человека, так и человек - Бога! Самые грандиозные и самые мимолетные религии есть такие же плоды человеческого ума, как и все искусство. Чем гениальнее был творец, тем дольше жило его создание, обрастая поклонниками, единомышленниками и школами. Человек, как разум, всегда ищет Разум вокруг себя.

Европейская культура придумала себе понятие Бога, всетворца, вседержителя, вездесущего и очеловечила его.
А посмотрите, как понимали Мироздание древние даосы в 3 веке до н.э.! Какими космическими понятиями оперировали они, имея в своем арсенале лишь один инструмент - свой разум!

"Вот вещь в хаосе возникающая, прежде неба и земли родившаяся! О беззвучная! О лишенная формы! Одиноко стоит она и не изменяется. Повсюду действует и не имеет преград. Ее можно считать матерью Поднебесной. Я не знаю ее имени. Означая словом, назову ее Дао. Произвольно давая ей имя, назову ее - великое. Великое - оно в бесконечном движении. Находящееся в постоянном движении, не достигает предела. Не достигая предела, оно возвращается к своему истоку. Вот почему велико Дао! Человек следует законам земли. Земля следует законам неба. Небо следует законам Дао, а Дао следует самому себе."
"Книга о Дао и Дэ"

Дао - нечто непознанное и вечное. В современном миропонимании это объединяет в себе Материю и Время, а так же Судьбу, которая предопределяет развитие любой вещи во времени.

"Дао рождает вещи, Дэ вскармливает их, взращивает их, воспитывает их, совершенствует их, делает их зрелыми, ухаживает за ними, поддерживает их. Создавать и не присваивать, творить и не хвалится, являясь старшим, не повелевать - вот что называется глубочайшим Дэ."
"Книга о Дао и Дэ"

Дэ, это та энергия, которая дает силу Природе создавать и, создавая, ничего не присваивать, сотворив, ничему не удивляться. Появляются новые миры и умирают, рождая новые! Течет великий Дао, питаясь Дэ. Не остановить это течение, не повлиять на него, не познать до конца. Ему можно только следовать! Свергаются и затаптываются старые идолы, возносятся новые кумиры. Проходят столетия, люди откапывают древние плиты и вдыхают в них новую духовную и космическую энергию. И в этом тоже прелесть бытия! Не оскудел бы только человеческий разум!

Невозможно представить себе мощь и безграничность Дао. Но мой мозг постоянно и мучительно пытался это сделать. Спиралевидность Вселенной. Спиралевидность нашей ДНК. История, как известно, развивается по спирали. Много раз я пытался обыграть эту тему, тему гигантской спирали, которая, находясь где-то за плоскостью, попадая на лист, закручивала бы в своих причудливых изгибах целые стихии, море, горы, города, целые миры человеческих грез и уносила бы все это в глубину листа, в бесконечность!

Мне очень близки и по духу древние даосы тем, что они признавали только законы природы. Они отшельничали, уклонялись от обязательного служения своему господину, они предпочитали родственным связям - дружеские. Они бежали из мира бытовщины, стяжательства, власти человека над человеком. Они были счастливы своим единением с Природой. Через нее они искали свой Дао, через нее они приходили к своему Знанию, к чистоте своих помыслов. Так и мне всегда хотелось в своем искусстве уйти от суетных мыслей, от жалких подражаний, от легкомысленных метаний, найти музыку в цвете, искать монументальность и в небольших работах, и в малых формах. Я пытался увидеть Космос даже в малом цветке! И, наоборот, какими-то простыми символами мне хотелось передать многие глобальные и трагические явления, которые волновали меня.

Даосизм - это не системная, основанная на логике, философия. Скорее, это - эмоциональное восприятие мира. Даже сама форма изложения этого учения отличается от каких-то научных трактатов. Рукописные памятники философов-даосов "Чжуаньцзы", "Лецзы" созданы в форме диалогов учителя с учеником. Ученик может задать любой вопрос, от самых сложных, что есть жизнь, смерть, что есть мудрость, познание, до самых простых, бытовых. Ответы же учителя - удивительны! Они скорее похожи на притчи, сказки, мифы. Сколько здесь фантазии, какая игра воображения, какое образное мышление! Здесь разговаривают обезьяны и лягушки, здесь раскидистый дуб поведает Плотнику тайну своего благополучия, голый череп объяснит Чжуаньцзы, что есть высшее наслаждение! А вывод, который сделает учитель из своего рассказа, бывает так парадоксален и красив!

Для меня, художника, творца духа, знакомство с даосскими трактатами стало потрясающим открытием! Разве не главная цель любого вида искусства - создание образа и передача через этот образ своей мысли, своей идеи, причем именно на эмоциональном, интуитивном уровне. Но такому же восприятию своей философии учили Лаоцзы и Чжуаньцзы, еще за несколько веков до нашей эры.

Сказать иносказательно, объяснить необъяснимое, почувствовать непознанное, а, иной раз, посмеяться над вымышленными людьми канонами - это было задачей даосизма. Но разве задача искусства не в том же? Именно эмоциональность даосизма так покорила меня!

Кроме того, Лаоцзы в своей "Книге о Дао и Де" выразил и обосновал мысль о врожденности в душе человека идеи о Дао. Никогда не проповедовалось, учит философ, что надо почитать и уважать Дао, но это совершалось и совершается само собой. Действительно, у каждого народа свои взаимоотношения с окружающим миром, свое понятие о Боге и высших силах, но, если брать по большому счету, в них больше общего, чем разного. И, когда изучаешь нравственную теорию даосизма, вспоминаешь и греческую философию, в особенности - Сократа с его сакраментальной фразой: "Я знаю, что ничего не знаю", и философию воздержания и благодеяния Христианства, и идею всемогущего Аллаха, и веру в духов предков у самых разных племен, и уважение, с каким все народы относятся к своим старинным обрядам и традициям. Я представляю себе Лаоцзы, этого высокого, худого, аскетичного человека, который создал свой труд в 5000 иероглифов, оставил его людям и на черном быке ушел в Вечность!
Читаю великого Ли Бо:
Среди цветов поставил я
Кувшин в тиши ночной

И одиноко пью вино,
И друга нет со мной.

Но в собутыльники луну
Позвал я в добрый час,

И тень свою я пригласил -
И трое стало нас.

Всю свою жизнь он любил вино и, нисколько не стремясь к служебной карьере, мечтал только о том, чтобы обойти всю страну, побывать во всех знаменитых горах и перепробовать все лучшие вина на свете. Даосское учение было у него в крови, он был сыном своего времени и своей страны. Ли Бо оказал на меня очень сильное влияние. Я всегда восхищался его поэзией и учился у него краткости и образности восприятия. Он мог так одушевить неодушевленные предметы, так бережно и трепетно к ним относиться!
На горной вершине
Ночую в покинутом храме.

К мерцающим звездам
Могу прикоснуться рукой.

Боюсь разговаривать громко:
Земными словами

Я жителей неба
Не смею тревожить покой.

Я сделал работу по этому стихотворению. Я хотел передать всю его космическую силу, сопричастность большого и малого, простого человека и жителей неба. Не знаю, насколько мне это удалось, но не раз я обращался к теме Ли Бо, пытаясь наполнить свои акварели Созерцанием, Великим Одиночеством, Космизмом.

Но самое потрясающее влияние оказал на меня Гений из Гениев китайской поэзии - Сыкун Ту. В 8 веке н.э. этот поэт писал не о каких-то событийных или чувственных вещах, а попытался передать такие философские понятия, как "Могучий хаос", "Погруженная сосредоточенность", "Пресная пустота". И как передать! Так, что дух захватывает! Без конкретики и очеловечивания сил природы, этот могучий восточный ум сумел описать свое восприятие Красоты и Космоса.
Свет моих слов - словно бледная тень,
Сила и суть наполняют душу,
Путь простоты - им я в хаос войду,
Силы скоплю и мощь отдам.
Думы полны мириадами форм,
Вот прохожу я пустыню пустынь.
Огромные, жирные груды туч,
Бурный, летучий, долгий ветр.

Грани и формы идут предо мной,
Ляжет бескрайней округой мир.
Легкой рукой его удержу,
Полная ясность. Нет границ.
Сыкун Ту "Могучий хаос"

Это - как попробовать передать музыку словами!
А несколько строк из его стихотворения "Сердцевина духа" могли бы стать молитвой для любого
творческого человека.
Неистощимость, вернись ко мне!
Подожди - и она с тобой.
Светлой рябью ожиданье бежит,
И бездонной глубью вдохновенье стоит.
Сыкун Ту "Сердцевина духа"

Когда приходит предчувствие озарения, такая прекрасная "светлая рябь ожиданья", это - высшее счастье! И, кажется, что твое вдохновение безгранично! Как я чувствую этого человека! Через пласт веков, языковой барьер и неточности перевода, я чувствую этот могучий несокрушимый дух, это даосское стремление к Высокому!

Я не знаю, насколько почитается Сыкун Ту в Китае, наравне с такими именами, как Ли Бо, Ду Фу, Ван Вей, Гао Ши. В русской китаеведческой литературе я не читал про него много лестных слов. Последний поэт эпохи Тан, писал об отвлеченных понятиях, назидательно проповедовал образ идеального, с его точки зрения, поэта, отказывался от должностей, не хотел принимать участие в жизни несправедливого общества и обрек себя таким образом на голодную смерть. Хотя, отдать свою жизнь во имя своих идеалов, всегда считалось подвигом!

И, наверное, не зря совершил этот непонятый Великий Поэт свой подвиг, если в 20 веке, в Ташкенте, на съемной квартире, корейский юноша впервые прочитал строки:
Всюду я вижу деянья твои!
Эти пространства - во мне и мои!
Истина истин наполнит меня,
В неудержимом безумье я.
Сыкун Ту "Гений неудержим"

и это перевернуло всю его жизнь!
Как греет меня мысль о том, что когда-нибудь, в каком-нибудь ближнем или дальнем будущем, в неизвестной стране, неизвестный мальчик, ковыряясь в Интернете, в выброшенном художественном хламе нашего времени, наткнется на пару моих неплохих работ и поймет их так, как только родственные души понимают друг друга. И это вдохновит его на какие-то новые невиданные творческие подвиги! И протянется эта тонкая ниточка дальше, через века!

Мое творчество, после знакомства с Сыкун Ту, разделилось на до- и после. Я уже не мог работать так, как прежде.
Мне хотелось совсем уйти от любой описательности, натуралистичности. Я обрел Свободу! Свободу - в выборе тем и сюжетов для моих работ. При моем владении техникой акварели, это было легко, я был готов к этому, интуитивно я хотел этого, и толчком к пониманию того, чего хочет моя душа и послужил Сыкун Ту. Мои работы я наполнял свободными образами, которые парили, плакали, смеялись, любили, печалились. Море, горы, родной Самарканд я пытался передать музыкой красок, наполняя их этими образами.

Кстати, об образах. Большое влияние в моем понимании формирования образа в искусстве на меня оказал китайский трактат по теории искусства "Слово о живописи из Сада с горчичное зерно". Это - энциклопедия китайской живописи. Для авторов этой книги, Дао - путеводная нить для раскрытия творческого процесса живописца. Здесь рассказывается о всех техниках традиционной китайской живописи, как писать бамбук, цветы дикой сливы, камни, орхидеи, фрукты, птиц. Это само по себе очень интересно. Но, за всеми этими канонами китайской живописи, прослеживается другое, может быть, самое важное: они учат художника в каждом камне, в каждом дереве, в каждой ветке видеть живое.
Они были дотошными, эти китайцы! Для написания каждого предмета они дают свой способ. Вот как они учат писать пару деревьев:

Как писать пару деревьев


Для изображения пары деревьев есть два способа:
К большому добавь маленькое - это фулао (нести старика на спине)
А маленькое дополнить большим деревом - это способ сию (вести малыша за ручку)

Старое дерево полно достоинства и сострадания,
Молоденькое деревце по сути своей прелестное и забавное.
Стоят, будто люди, рядышком и смотрят друг на друга.
"Слово из сада с горчичное зерно"

Традиционная монохромная дальневосточная живопись довольно лаконична. Она должна была выражать сложное содержание в простых вещах, строгих формах, располагавших с созерцанию. "Великое есть малое, многое - не многое" - говорил Лаоцзы. "Великое в малом" - так писал свои стихи и гениальный Мацуо Басё. Уважение к природе, поклонение ей, заставляло человека внимательно вглядываться в нее, отыскать, увидеть и осознать эту красоту. Не создавать вновь, а увидеть уже имеющееся! Увидеть!

Парадоксальность моего отношения к даосизму в том, что он дал мощный толчок в моих творческих экспериментах. Я стремился к тому, чтобы мои работы воспринимались не только с первого взгляда, чтобы их интересно было рассматривать долго. Да, я старался достичь той самой созерцательности, присущей древней восточной живописи! При этом, я всегда исходил только из своих эмоций. Однажды, сидя у водопада, я наблюдал за падающей массой воды, шум и брызги очаровывали меня. Вдруг, в какой-то миг, я увидел то, что делал Хокусай в своих гравюрах. Я увидел, как падающая вода, ударяясь о землю, взлетает снова в воздух не брызгами, а букетами цветов или когтями фантастического дракона. Миг - и видение исчезает. Но миг, который открывает душу явления, заставляет биться сердце художника - это миг откровения. Откровение - это творчество! Часто весной, гуляя среди холмов древнего городища Афросиаб, я размышлял, сколько веков этой земле, сколько душ здесь погребено, сколько судеб. Сидя на бугорке, обдуваемый легким ветерком, я заметил, как от земли струится пар, колышется от дуновения ветра, принимает причудливые очертания и растворяется в вышине. Вот же они - души давно ушедших, возрождаются по весне призрачными силуэтами. Эти фантомы напевали мне о прежних временах, и то, что я почувствовал, я старался воплотить в своей работе.

Я часто слышу упрек в свой адрес, что мои работы какие-то тревожные, даже мрачные, а людям нужно искусство светлое, радостное, бодрящее, особенно в наше трудное время. Время, действительно, трудное, меркантильное! Люди, чтобы выжить, работают все больше и больше, зарабатывают все больше и больше, строят красивые дома, покупают красивые вещи, чтобы сделать свою жизнь более удобной, и этими красивыми вещами все больше и больше стараются укрыться от той Бесконечности, в которой, как не крути, все мы, в сущности, и живем! И все-таки, у каждого человека бывает миг, когда он поднимает голову, видит звездное небо и, волей-неволей, пытается заглянуть в глаза Бесконечности. Что испытываете вы тогда, дорогой Читающий Меня Человек? Тревогу? Но как возвышена эта тревога! Ужас? Но как сладок этот ужас! Этот мир так реален и нереален, виртуален и субъективен. "Великая полнота похожа на пустоту" - говорил Лаоцзы.

Я думаю, слишком много последнее время бодрящих и отупляющих проектов, попсы, салонного арта. "Лучше в живописи быть неискушенным, чем вялым, холодным и косным, Лучше быть замкнутым и гордым, чем вульгарным, продажным и рыночным Начинающий художник будь осторожен!" Так предостерегают авторы "Слова о живописи из сада с горчичное зерно". Хочется верить, что люди, наконец, соскучатся по настоящему искусству, что проснется тяга не к мнимому, а истинному!
Каждый раз, созидая свои новые работы, я думаю о том, чтобы в любом бытовом интерьере мои акварели воспринимались, как отдушина, как окно в Бесконечность! И если тревога, исходящая от моих работ, возвышена, а печаль глубока, значит, я своего добился и приоткрыл это окно. Конечно, я - не первый и, конечно, буду не последним! "Для рук заготавливающих хворост наступает предел. Но огонь продолжает разгораться, и есть ли ему предел - неведомо". ("Чжуаньцзы")
Наверное, это самое человеческое чувство, чувство трепета, восторга и ужаса перед Вселенной! Я всегда, всю свою жизнь, рисовал родной Самарканд. Я родился в уникальном городе! Самарканд - постоянный источник вдохновения! И, каждый раз, мне все больше и больше хотелось уйти от этюдности, от простого изображения памятников старины.

Я хотел, чтобы в моих работах ожила сама Вечность, колыхаясь в зеленой душной ночи громадой разрушенной Биби-Ханум.
Я хотел, чтобы быстротечное Время сконцентрировалось в белесой колючке, выросшей из фундамента могучего Регистана! Чтобы все увидели суровые лики предков, проступившие в очертаниях его куполов на рассвете.
Видел, улыбались минареты
В лучах ласкающей зари.
Ночные стражи в каменных доспехах
Покой и память берегли.
Они плыли по небосклону
Средь предрассветной мглы,
Вещали всегда торопящимся людям,
Вглядитесь, мы - память земли!

Я хотел заглянуть в то необъятное, непостижимое Пространство, что раскинулось над городом, сделав его маленьким и беззащитным, и как летели в этом всепоглащающем мире хрупкие и ласковые журавли.
Увидеть космическое в том, что тебя окружает - это мой Дао.

Я хотел, чтобы все увидели яркие узоры хан-атласа, когда тысячи красных маков расцветают на саманных крышах узбекских домов.
Я хотел, чтобы все ощутили тот восторг, который почувствовал я, когда лежа на земле, увидел, сквозь огромные воздушные шары спелых северных одуванчиков, трогательные соборы Соль-Вычеготска!
Я хотел, чтобы все увидели взлетающего белого коня из брызг Ниагарского водопада, просыпающуюся девушку-весну под кустом цветущей белой сирени, танцующих дев между стволов цветущего сада.
Умение увидеть - это мой Дао.

Мои друзья, разглядывая мои скульптуры-нэцкэ, говорили, что это, действительно, красиво, интересно, но почему - такой дешевый материал! А как же настенные фрески в пещерах Испании, нарисованные охрой древним человеком? Это не просто - историческая реликвия. Это - грандиозное произведение искусства и по современным меркам.
Древние даосы говорили: "В искусстве стоит появиться ценному, и внимание перейдет на внешнее. Внимание же к внешнему всегда притупляет внимание к внутреннему". ("Лецзы") Иногда, я прямо под ногами находил камни, которые поражали меня не только своей причудливой окраской или формой. Они несли в себе неразгаданную информацию о той земле, где я их находил. Я понимаю, какой это кайф, обработать и показать красоту драгоценных камней. Но, поверьте мне, не меньшую радость доставляет умение заглянуть в душу простого камня, плоть от плоти этой земли. На древнем канале Даргом я нашел удивительные формы окаменелой глины. Сколько в них - образов, сколько - пластики! Только такой камень мог передать образ великой, бурной и грешной души моего друга, замечательного художника, Рузы Чарыева!
Я собирал сколы горной породы, речную гальку интересной формы и цвета, куски мрамора, которые сами просились под резец. Я пытался постигнуть выразительность краткости, тайну претворения, скрытую жизнь камня.
"Путь простоты - им я в хаос войду..."
Превратить простой материал в искусство - это мой Дао.

Однажды, я обратил внимание, как выразительны и энергетически емки китайские иероглифы! Они создавались веками, концентрируя в своих начертаниях идею слова или мысли. Ведь, в китайской поэзии ценились не только образ, состояние, мысль, но и графика начертания самих иероглифов, то, как это было написано! И я пошел на дерзость - я попробовал обратить иероглифы в скульптурные формы, придать им символическое звучание.
Это был еще один мой опыт обобщения. Такая попытка соединения простого и сложного. В работе с камнями я пошел еще дальше. Лаоцзы говорил: "Великий мастер кажется тупым". Смешно, на первый взгляд. Хотя, фраза: "Все гениальное - просто" - то же самое по смыслу. Минимум сюжетности - максимум напряжения, минимум формы - максимум ассоциаций, минимум вмешательства - максимум естественности, это то, чего я хотел добиться в камне. Я пытался постичь и это.
Выразить идею пластикой - это мой Дао.

В юности я много экспериментировал в технике акварели. Я сильно мял бумагу, потом выпрямлял и рисовал на ней. Это делало мои работы мозаичными и рельефными. Я натирал бумагу, придавая бархатистость моим северным пейзажам. Я искал и находил новые приемы в работе с акварелью. Я много экспериментировал с цветом, никогда не зацикливался в одном колорите. Я всегда искал свой Путь в искусстве, но нашел его только тогда, когда, благодаря своему мастерству, обрел свою Свободу, обрел свой Полет! Искусство огромно и многогранно, и я нашел в нем свою стезю. Синдаосизм, с Дао в сердце - это и есть мой Путь в искусстве. Вглядитесь в мои работы, ищите в них скрытые образы, которые объяснят все без лишних слов. Ищите скрытые образы в природе! Природа - великая книга творца, надо только ее понять.
Возможно, кто-то сочтет все, что здесь написано, слишком простыми и давно известными истинами. Возможно!
Как прост, незатейлив и ржав бывает ключ от таинственной двери...